Повествование о Мауи[2]

Оба Мауи продолжали свой путь, и так озорник мальчишка узнал дорогу, по которой ходил отец. Мауи Аталанга шел первым, а Мауи-кисикиси следовал за ним тайно, не показываясь ему на глаза. И Мауи Аталанга думал, что он совершенно один.

Они шли, и шли, и шли и наконец добрались до участков, кото^ рые возделывал Мауи Аталанга. Он остановился там и принялся полоть. Он полол, а Мауи-кисикиси стоял неподалеку и потешался над тем, как отец полет.

Потом Мауи-кисикиси залез на высокое дерево — это была малайская яблоня. Сорвав яблоко, Мауи-кисикиси надкусил его и бросил вниз, прямо к ногам Мауи Аталанга. Увидев это, Мауи Аталанга воскликнул:

— Ой! Похоже на след зубов моего проказливого сына.

Мауи Аталанга разогнулся и стал смотреть по сторонам, пытаясь понять, откуда взялось надкусанное яблоко. Но сколько он ни смотрел, он так и не увидел мальчика, ведь тот спрятался на яблоне.

И Мауи Аталанга снова принялся за работу. А Мауи-кисикиси сорвал еще одно яблоко, надкусил и опять бросил к ногам отца. Мауи Аталанга подобрал и его, взял в руки, рассмотрел и сказал:

— Да, это совершенно точно следы зубов моего проказливого сына.

Тут Мауи-кисикиси крикнул:

— Эй, вот я где!

Отец повернулся к нему:

— Мальчик! Как ты попал сюда? Мауи-кисикиси ответил:

— Я пришел сюда следом за тобой, по той же самой дороге, по которой ходишь ты.

— Закрыл ли ты спуск на эту дорогу, когда сходил сюда? — спросил отец.

— Закрыл,— ответил сын, но при этом он лгал. Тогда Мауи Аталанга приказал:

— Спускайся сюда, будешь полоть.

Мауи-кисикиси принялся полоть. Предупреждая его, отец сказал:

— Не смей только оборачиваться назад.

Но Мауи-кисикиси, пока полол, все же оборачивался. И вот Мауи Аталанга увидел, что сзади вновь поднялась сорная трава, и ужасно рассердился:

— Сказано же было тебе, гадкий мальчишка, что нельзя оборачиваться, пока полешь! Это табу, и, если нарушишь его, сзади сразу поднимается целый лес сорной травы.

Пришлось Мауи Аталанга вернуться и еще раз прополоть там, где мальчик уже прошелся и где сорная трава успела снова подняться.

Они продолжали работать, но Мауи-кисикиси снова обернулся, и снова поднялись за ним заросли сорной травы. Тут Мауи Аталанга обернулся, увидел это и опять разгневался:

— Зачем я трудился и объяснял тебе, чтобы ты не смел оборачиваться, что это табу?! Как только нарушаешь его, тут же поднимаются заросли сорной травы.

И отец подошел к скверному мальчишке со словами:

— Бросай полоть, мальчик, бросай сейчас же, скверное ты создание. Ступай лучше принеси мне огня.

— А что это такое, что ты называешь «огонь»? — спросил мальчик у отца.

Отец ответил:

— Иди вон к тому дому. Там у огня греется старик. Оттуда ты и принесешь огонь, а на нем мы сможем приготовить себе еду.

И Мауи-кисикиси пошел добывать огонь к тому месту, где грелся старик. А ведь этот старик был Мауи Мотуа, отец Мауи Аталанга и, значит, дед Мауи-кисикиси.

Мауи-кисикиси шел спокойно, не таясь, ведь он и не знал, что Мауи Мотуа — дед ему, отец Мауи Аталанга. Прежде они никогда не встречались, и Мауи Мотуа тоже не знал, что к нему идет Мауи-кисикиси, его внук. А Мауи-кисикиси даже не знал, что это его дед Мауи Мотуа греется возле дома. Ведь каждый из них — и Мауи-кисикиси и Мауи Мотуа — должен был увидеть другого впервые. Вот старик и подумал, что перед ним просто какой-то мальчик, а никак не его внук, как было на самом деле. А Мауи-кисикиси подумал, что это просто какой-то чужой старик, а вовсе не его дед Мауи Мотуа, как было на самом деле. И не знал, не думал Мауи Мотуа, что к нему за огнем идет сын Мауи Аталанга, этого он не знал.

Повествование о Мауи[2]